— Между прочим, я слышала, что ты сделал в день вручения наград. Это здорово.
— Ты про мой отказ от звания лучшего спортсмена-десятиклассника года? — поинтересовался я, точно зная, о чем она ведет речь.
— А о чем же еще?
Я пожал плечами. Нетти пристально смотрела на меня. Лицо ее окаменело. Она думала.
— И больше не вздумай дурить мне голову.
— Ладно, — вяло ответил я.
По дороге ехал автомобиль. Я приподнялся и вроде бы увидел «импалу» Скоттов.
— Должно быть, Голтсы. — Нетти затушила окурок. Автомобиль остановился. Открылась дверца, потом захлопнулась. Кто-то откашлялся. Нетти выпрямилась.
— Что такое? — спросил я.
— Ш-ш-ш! — Нетти присела, знаком приказала мне замереть.
Мы прислушались. Шаги по земле. Тяжелое дыхание. Хруст гравия. Она улыбнулась, приложив палец к губам. Шелест воздуха — кто-то бросил пластиковый мешок… Удар! Снова хруст гравия, шаги по земле. Нетти согнулась пополам, давясь смехом.
Я выглянул из лощины, чтобы увидеть затылок Биллингтона. Нетти вылезла из нее, побежала к кустам ежевики. Я последовал за ней, едва не ткнулся в нее, когда она остановилась.
— Ты только посмотри! — Она картинно вытянула руку.
Биллингтон совсем обнаглел. Его мешок висел на ветках, как игрушка на рождественской елке. Сквозь тонкий пластик явственно проступал контур сосиски.
— Любой ребенок может дотянуться до него. — Я тревожился из-за урона, который может нанести мешок, попав в плохие руки.
Нетти смеялась все громче. А вот я не видел ничего забавного. Правда, не мог не признать, что смотреть на смеющуюся Нетти — уже забава. Слишком долго я не видел, как она смеется. И тоже рассмеялся.
— Наверное, за эти годы Биллингтон ослаб, — предположил я.
Нетти покачала головой:
— Нет. Дело не в этом. — Она повернулась ко мне. — Просто мы выросли.
Мы с Нетти расстались точно так же, как расставались детьми. Шли, о чем-то говорили, а потом, когда ей предстояло повернуть на Куилчену, а мне — идти дальше, обрывали разговор…
— Увидимся завтра, — говорил один из нас.
— До встречи, — произносил другой.
И все. Без подведения итогов, без логического завершения поднятой темы. Потому что на следующий день начинали разговор с того самого места, где он оборвался. Вот я и предположил, что при нашей следующей встрече Нетти дорасскажет мне о переезде Биллингтонов, потому что при расставании мы говорили о них.
Конечно же, проходя по Аспену, я увидел на лужайке Биллингтонов табличку с надписью «ПРОДАЕТСЯ». Миссис Биллингтон стояла у боковых ворот, мистер Биллингтон запирал ворота гаража. Увидев меня, пудели затявкали. Подошло время их четырехчасовой прогулки. Я не устоял перед искушением и крикнул:
— Эй, и куда вы уезжаете?
Миссис Биллингтон вся подобралась, скорчила одну из своих гримасок: пожалуйста-нельзя-ли-потише.
— Поближе к югу? — прокричал я.
Пудели гавкали.
— Между прочим, да. — Она передала один поводок мужу. — Мы купили землю в пустыне.
Биллингтоны явно не хотели продолжать разговор. Стояли, раздраженные, ждали, когда же я свалю. А я все не сваливал. Знал, что делаю. Наслаждался возникшим напряжением, хотел поддерживать его как можно дольше.
— И сколько вы за него просите? — Я указал на особняк.
— Это не твое дело, — ответил мистер Б.
— Двести тысяч долларов? — Я наклонился, чтобы завязать шнурок.
— Больше, — миссис Б. ухватила наживку.
Мистер Биллингтон решил, что с него хватит. Двинулся к воротам, открыл их, взмахом руки предложил жене пройти первой.
— Ну, если вы будете что-нибудь выбрасывать и вам понадобится помощь… — прокричал я вслед.
— Мы наймем профессионала, — огрызнулась миссис Б.
А пару шагов спустя Биллингтон оглянулся. И на его лице читался испуг. Потому что он знал, о чем я. Я пробормотал:
— Трусохвост. — И тут же мне стало так муторно.
Я поднимался на крыльцо черного хода, когда мать высунулась из двери. На ее лице читалось волнение, похоже, она хотела мне что-то сказать. Приложила палец к губам:
— Ш-ш-ш!
— Что еще стряслось?
— У твоей сестры гости, — прошептала она.
Я слышал доносящийся из гостиной скрипучий голос Мэри Хартман.
— Кто?
— Мальчик. Давай посидим на улице. Я хочу у тебя кое-что спросить.
Мы сели на пластиковые стулья под тополями, лицом к лилиям. Я спросил, кто этот мальчик, и мать мне сказала. Я понятия не имел, кто он. Хотел разузнать о нем побольше, но она намеревалась говорить о другом. И очень важном, потому что продолжила шепотом:
— Ты знаешь, что Биллингтоны переезжают?
Я ответил, что только что видел соответствующую табличку на их лужайке. Мать продолжала оглядываться на дом Биллингтонов.
— Они прогуливают пуделей, — успокоил ее я. — Так что нет необходимости говорить шепотом.
Но она не повысила голос.
— Миссис Смарт заходила вчера и сказала, что у мистера Биллингтона проблемы, против него выдвинуты серьезные обвинения.
Я кивнул.
— А теперь я хочу кое-что у тебя спросить. — Она опять оглянулась. — Очень важное.
Она еще больше понизила голос, взяла меня за руку. Мне ее поведение определенно не нравилось. Я не мог понять, куда она клонит. Она точно говорила очень серьезно, но при этом я знал, что за мной никаких грехов не числится.
— Мистер Биллингтон никогда не прикасался к тебе?
Я покачал головой.
— Ты уверен? Я не стану злиться, если прикасался, но ты должен сказать мне правду. — Она положила руку мне на плечо.
— Я уверен, — нетерпеливо ответил я. Мне хотелось увидеть мальчика, с которым встречалась моя сестра.
Особняк Биллингтонов продали через три дня после появления на лужайке таблички, в День Канады, 1 июля 1978 г. Я помню, потому что в тот день стране исполнилось 111 лет, а старейший житель Канады, день рождения которого совпадал с этой датой, умер днем раньше в возрасте 110 лет. На той же неделе Биллингтоны уехали. Еще через несколько недель мне исполнилось шестнадцать, как и Нетти.
Однажды утром я проснулся и увидел стоящий перед особняком «Атлас» здоровенный мебельный фургон. Грузчики стояли кучкой, пили кофе, курили, шутили. Мать сказала, что Биллингтоны намерены поселиться в центральной части Канады, хотя миссис Биллингтон уже говорила мне, что они решили перебраться в Штаты. Когда я упомянул об этом, она признала, что слышала и эту версию, но, по мнению миссис Смарт, это все слова, потому что на самом деле Биллингтоны не хотят, чтобы кто-нибудь знал, где они собираются осесть, и они все равно не могут покинуть страну, потому что мистеру Биллингтону предстоит предстать перед судом. Кроме того, добавила она, они хотят начать все заново.
Начать заново? Можно подумать, их брак развалился из-за того, что позволял себе мистер Биллингтон. Я указал на это матери, но она тут же перевела разговор на другое. Не любила говорить о разошедшихся парах. Ее это расстраивало. Я, конечно, пожалел, что затронул эту тему. А через пару часов мы, как и все другие окрестные лицемеры, махали руками, провожая Биллингтонов, желая им удачи, хотя в глубине души знали, что где-то через год Биллингтон будет мыть полы в Окалле, тогда как таинственная женщина в солнцезащитных очках станет прогуливать пуделей на пустынном берегу озера Оканаган.
— Нетти дорассказала вам, почему переехали Биллингтоны?
— Я предположил, что мистеру Биллингтону предъявили обвинение в растлении несовершеннолетних, или в хранении порнографии, или… ну, не знаю… загрязнении окружающей среды. Я об этом как-то не думал.
— То есть уверенности у вас нет.
— Нет.
— И Нетти на эту тему больше не заговаривала?
— Нет. После того как мы вернулись домой, она на несколько дней попала в больницу. Инфекция или что-то в этом роде. А когда ее выписали, отъезд Биллингтонов заслонили другие новости.
— Расскажите о ваших новых соседях.
Вечером того дня, когда Биллингтоны продали дом, я сидел в гостиной и смотрел «Доктора Живаго». Неожиданно в дверь постучали. Мать открыла, и по стуку шпилек я понял, что пожаловала миссис Смарт.
— Бла-бла-бла… Кай Рагнарссон… наследник мебельной империи, изготовителей и продавцов мебели из тика.
Я приглушил звук и услышал, как она рассказывала матери, что, по словам агента по торговле недвижимостью, дом купил Кай Рагнарссон, сын Бенгта Рагнарссона, того самого человека, который основал «Грейт-Дейн интериорс» на Четвертой авеню.
— Так что у парня, конечно же, полно денег, — продолжала миссис Смарт, обернувшись к матери.
Гуськом они шли из прихожей в гостиную, где я сидел, положив ноги на кофейный столик, по мнению миссис Смарт, классику раннего Рагнарссона.
— Эй! Убери ноги! — скомандовала она, словно этот столик, который мы давно собирались выкинуть, принадлежал не нам, а ей и ее приятелю Бенгту.
Мать подняла журналы, я — пепельницу, миссис Смарт перевернула столик. Словно эксперт, впилась в него взглядом. Очень уж ей хотелось доказать, что ее догадка верна. Но ничего не обнаружила. Столик, безымянный, лежал ножками кверху. Она провела рукой по необработанному дереву, наверное, надеялась, что оно откроет ей то, чего там не было и в помине. Я сидел на диване, радуясь, что внутренности столика не доделаны, что создатель его неизвестен, что это всего лишь кофейный столик! Но миссис Смарт это не остановило. Конечно, нет. Она поняла, в чем дело. Поставила столик на ножки. «Очевидно, это подделка», — объявила она, вставая, словно больше ничего не могла сделать для спасения этого куска дерьма.
